Новейшие исследования социальной истории революций и Гражданской войны в России говорят, что «антоновщина» объективно была региональной частью глобального этапа реализации повышенной социальной активности (агрессии) в рамках и средствами социоестественных циклов накопления и сброса избыточного демографического давления в традиционных и переходных популяциях. На общероссийском уровне социальный конфликт предельно, до стадии тотальной гражданской войны, обострялся за счёт принципиальной, изначальной невозможности «мирного», компромиссного решения главных сплетённых «вопросов» тех лет: аграрный, национальный, рабочий, отношения систем и людей общества и власти, а также комплексный фактор Первой мировой войны.
На региональном (губернском) уровне социальная агрессия концентрировалась в так называемых «демографических мешках» − последних по времени образования региональных зонах аграрной миграции активного крестьянского сегмента, в чьих молодых популяциях факторами социального взрыва соединились сверхвысокие темпы прироста, исчерпание природных ресурсов и недостаточность клапанов сброса агрессии за счет эмиграции и вертикальной мобильности. В Тамбовской губернии основной «демографический мешок» образовался по условной линии Бондари − Платоновка − Кузьмина Гать − Знаменка − Шехмань − Мордово − граница с Воронежской губернией − граница с Саратовской губернией − Умёт− Гавриловка − Рудовка. Малые «мешки» к 1920 г. сохранились в районе Сосновки и в зоне Ракша − Алгасово − Моршанск.
Под действием социоестественного синергизма факторов накапливавшаяся и вооружённая социальная агрессия тамбовских крестьян последовательно и по восходящей прорывалась при разных властях: в 1905−1906 гг., осенью 1917 г., осенью 1918 г. и, наконец, в «антоновщине» 1920−1921 гг. Главными системными противниками восставших сельчан выступали государство и город с их объективно антикрестьянской политикой, веками строившейся на принципах 139 феодальной ренты и неэквивалентного обмена. Внутри деревни помехой и угрозой традиционному крестьянскому миру оказывались любые внесистемные для него явления и структуры: помещики, церковь, хуторяне, отрубники, городские арендаторы, советские коммуны и колхозы и т. п. Исторический трагизм конфликта состоял в невозможности принять крестьянские требования ни одному типу российского государства первой трети XX в. и в неизбежном разрешении противостояния путем ликвидации крестьянства как класса с переводом людей села на принципиально иные правила жизни.
Неизменным образом действий восстававших крестьян был социальный и политический бандитизм. При всех моральных правах на протест крестьяне по объективным историческим причинам не могли выработать его положительной, конструктивной программы, не идя дальше террора, уничтожения враждебного объекта, погрома и «чёрного передела». По этой же причине, а также и потому, что непосредственное активное и длительное участие в вооружённом протесте разрушало системы, защищаемые сельчанами − индивидуальное крестьянское хозяйство и его общинную организацию − мы не найдём среди вожаков крестьянских восстаний крестьян по роду занятий (не по социальному происхождению). Организаторами, руководителями, идеологами, «полевыми командирами» всех уровней и подавляющим большинством активных рядовых «штыков и сабель» той же «антоновщины» были всяческие социальные маргиналы военно-революционной поры от ветеранов Первой мировой и дезертиров разных армий до пёстрой публики из низших и средних слоев провинциальных городов.
Обширная и разнородная по научному уровню литература по «антоновщине» содержит противоположные политические и нравственные оценки истоков, хода, итогов и комплексного наследия данного эпизода в долгой истории антигосударственного протеста русского крестьянства. Но при всей разноголосице взглядов и мнений налицо странный консенсус в определении причин вооружённых выступлений тамбовской деревни от локальных мятежей осенью 1918 г. до подавления «антоновщины» летом 1921 г. Таковой базовой причиной считается «военно-коммунистическая» совокупность антикрестьянских как программных, так и вынужденных действий укреплявшейся большевистской власти (прежде всего, продразверстка и мобилизации в РККА), усугубленных некомпетентностью и злоупотреблениями местных советских активистов. И все же исследования последних лет не обнаруживают корреляции, прямой причинно-следственной связи между зонами наиболее интенсивной большевистской политики и формированием «яро бандитских» районов, что обязывает историков, не отбрасывая непосредственных факторов восстания, развивать концептуализацию «антоновщины» вглубь, к ее социоестественным истокам.
На событийном уровне антибольшевистское крестьянское восстание в Тамбовской губернии 1920–1921 гг. имело своей прелюдией разрозненные мятежи осенью 1918 г. в нынешних Знаменском, Моршанском, Пичаевском, Сосновском р-нах с общим числом участников до 40 тысяч человек, подавленных рейдами сравнительно небольших карательных отрядов.
В начале 1919 г. среди боевых групп и партизанских отрядов появился отряд А. С. Антонова, бывшего до революции осуждённым уголовным преступником, а в октябре 1917 − июле 1918 г. начальником Кирсановской уездной милиции.
Но в 1919 г. база массового антибольшевистского крестьянского протеста в губернии сузилась из-за столкновения тамбовских крестьян с угрозой «белой» реакции (бои с казаками П. Н. Краснова, рейд казачьего корпуса К. К. Мамонтова).
Устранение в регионе противостояния «красных» и «белых», переброска частей РККА на советско-польский фронт, на борьбу против врангелевцев, в Сибирь, на Украину, Кавказ и в Среднюю Азию, наложение неурожая 1920 г., подрыва крестьянских хозяйств, армейской и трудовой мобилизаций и продразверстки при фактическом вооружении и боевом опыте антибольшевистских активистов обеспечили к августу 1920 г. взрыв «антоновщины» как массового движения.
Партизанский способ ведения боевых действий повстанцев, успевавших под натиском регулярных частей Красной Армии скрыться и раствориться в крестьянской среде, пульсирующий характер движения обеспечивали им успех на первых порах. Разрастанию мятежной зоны способствовала и неверная оценка губернской властью масштаба протеста и организации его подавления по образцу осени 1918 г.
Повстанцы образовали своеобразную «крестьянскую республику» на территории Кирсановского, Борисоглебского, Тамбовского уездов с центром в с. Каменка (ныне Ржаксинский р-н). Затем восстание перекинулось на части других уездов (Усманский, Моршанский. Шацкий).
Вооруженные силы антоновцев сочетали принципы построения иррегулярной армии (2 армии в составе 21 полка, отдельная бригада) с регулярными частями. Эта структура не отличалась прочностью, но компенсировалась инициативностью командиров, гибкой тактикой внезапных атак и стремительных отходов, не требовала глубокого тыла и обозов. Повстанческая армия пользовалась поддержкой части населения, что повышало ее боевой дух и привлекало новые силы: число «антоновцев» в феврале 1921 г. достигло максимума − 40 тысяч. Однако уже к началу мая оно сократилась до 21 тысячи в результате решительных действий Красной Армии, а также с наступлением весенней страды. В «двухнедельник» добровольной явки (конец марта − начало апреля 1921 г.) явились и в массе разошлись по домам до 6 тысяч повстанцев.
Вожаки восстания (А. С. Антонов, А. В. Богуславский, И. Е. Ишин, П. М. Токмаков и другие) пытались придать ему черты организации: в ходе восстаний на местах создавались органы повстанческой власти, вырабатывались собственные программные документы. Центральный комитет (ЦК) Партии социалистов-революционеров не поддержал восстания, считая его обречённым на провал и не соответствующим целям революции, но влияние эсеров ощущалось в формулировке задач и целей движения. Создавались разного уровня союзы трудового крестьянства (всего до 300) − органы власти, по образцу и подобию советских, проводившие принудительные мобилизации, реквизиции хлеба, издававшие агитационную литературу и т. д. Во главе их стояли, как правило, руководители, имевшие опыт Первой мировой и Гражданской войн. В своей массе крестьянство не желало восстановления монархии и поддерживало республиканскую форму правления. «Экзистенциальными» врагами были обозначены коммунисты и им сочувствующие с выделением среди них «нерусского» сегмента (евреи, прежде всего). Попытки преодолеть локальные рамки восстания, придать ему всероссийский масштаб, были тщетны. Когда повстанцы были вытеснены частями Красной Армии в Пензенскую и Саратовскую губернии, они были полностью деморализованы и разбиты в первом же бою.
Социокультурное качество большинства «антоновцев» обеспечило их чрезвычайно жестокие действия по отношению ко всем тем, кто их не поддерживал. Если в непосредственных боевых действиях против восставших погибло около 500 красноармейцев, то мирные жители: от советских работников низшего звена до земляков-соседей, убитые «антоновцами», исчисляются десятками тысяч.
Переломным в истории «антоновщины» был февраль 1921 г. К этому времени повстанческое движение достигло пика, встречая отклик в соседних Воронежской и Саратовской губерниях. Одновременно к энергичной борьбе с ним перешла и советская власть, понимавшая необходимость решительного подавления антигосударственного протеста в пору общего кризиса «военного коммунизма» и нараставшей хозяйственной разрухи. Вместо отдельных, не связанных единым планом операций, была создана чёткая структура военного управления. Тамбовская губерний была поделена на шесть боеучастков, были стянуты крупные и боеспособные соединения, артиллерия, бронечасти, авиация. С апреля 1921 г. войска Тамбовской губернии возглавил М. Н. Тухачевский. Политическим главой подавления стал В. А. Антонов-Овсеенко, имевший опыт руководства сложным регионом осенью 1919 − весной 1920 г. В операциях против повстанцев участвовали лучшие войска и многие видные военачальники (Г. К. Жуков, Г. И. Котовский, К. В. Редзько, И. В. Тюленев, И. П. Уборевич, И. Ф. Федько, К. К. Сверчевский, Н. Д. Томин и другие). Численность войск быстро росла: в январе 1921 г. − 12 тысяч человек, в марте − свыше 40 тысяч, в июне − более 120 тысяч. В мае начался военный разгром 142 «антоновщины». Его стратегия включала полное и жесткое осуществление режима военной оккупации повстанческой местности, введение управления в составе представителей армии и Чрезвычайного комитета (ЧК), уничтожение хозяйств и домов участников, взятие заложников (одиночками и целыми семьями), создание концлагерей и репрессии вплоть до расстрела за неповиновение, укрывательство «бандитов» и оружия. 11 июня 1921 г. был издан приказ №171, вводивший расстрелы заложников в «бандитских» селах до полного подчинения, выдачи «бандитов» и активного участия против «бандитизма». Методы подавления крестьянского. восстания вызвали протесты в большевистских верхах. 18 июля приказ был отменён, однако вплоть до глубокой осени 1921 г. применялись артиллерийские обстрелы, даже неэффективные газовые атаки мест скопления «антоновцев». Летом 1921 г. основные силы повстанцев были разгромлены, после чего была проведена глубокая «чистка» тамбовской деревни карательными органами. В течение следующего года чекистами с помощью крестьян были ликвидированы остававшиеся в живых руководители восстания. Но, как свидетельствуют источники, множеству рядовых участников удалось избежать наказания. Социально-политическая важность подавления, масштаб и острота борьбы отразились в награждении сотен рядовых красноармейцев и их командиров орденами Красного Знамени − высшей советским знаком отличия тех лет.
Политическим и экономическим подспорьем в локализации и «умиротворении» мятежной зоны стал отказ власти от основ «военного коммунизма» и начало развития с марта 1921 г. «новой экономической политики».
На поле боя и по решениям чрезвычайных органов на этапе «оккупационной войны» было ликвидировано около 13,5 тысяч «антоновцев». Высылка семей мятежников, приговоры к лишению свободы, повышение смертности вследствие ухудшений условий жизни поднимают число прямых демографических потерь региона от «антоновщины» и её подавления до более чем 200 тысяч человек. Баланс полов в населённых пунктах в зонах восстания деформировался до 600−700 мужчин на 1000 женщин, что обеспечило демографические потери в межвоенные десятилетия. Жертвы в год подавления восстания был продолжены смертным голодом 1922 г., а человеческие потери Тамбовщины были умножены всплеском эмиграции из региона. Населённость всех сельских поселений региона (кроме райцентров и некоторых новых поселков) по итогам Гражданской войны стала сокращаться. Повышенное репрессивное внимание власти к выходцам из «антоновских» районов и сёл сохранялось в 1920-е – 1930-е гг., а мятежное прошлое учитывалось в социальной политике вплоть до Победы. Межвоенное социальное поражение восстававших р-нов обеспечило их популяциям повышенные доли потерь в Великой Отечественной войне.
